Тонкости эльфийской социологии - Страница 94

– У нас это состояние сродни вашему человеческому обезвоживанию, – быстро сориентировавшись, заговорил Айбилирус типичным тоном лекаря, разговаривающего с родителями маленького пациента. Вот только Андрей мне не родитель! И вообще… никто!

– В нем мы поначалу не можем мерцать, – продолжал Хам-из-Рус, пока я снова был вынужден спрятать лицо в подушке, подавляя очередной всплеск ярости, – Наш организм, привычный постоянно находиться в измененном состоянии, крайне плохо переносит подобные стрессы. Поэтому следующей стадией становится спонтанное изменение. Она, судя по состоянию его подкожного пигмента, уже должна была наступить. Но сейчас его спасет только то, что он рядом с тобой, если, конечно, ты прав, и синхронизация была полной.

– Ир-р-р-р, – тут же протянул психолог у меня над самым ухом. Да, когда же он заткнется! Я же сейчас… придушу! – То есть ты знал, что со мной тебе будет легче, и все равно рвался отселиться в отдельный номер? – Да, заткнись ты уже! Да! Да, рвался! Доволен? И снова этот доставший до печёнок голос и эти тошнотворные в своей протяжности интонации: – Ир-р-р-р!

А потом этот ненавистный мне в тот момент человек сделал самую последнюю ошибку в своей жизни. Он убрал руку с моей поясницы и с силой опустил её чуть ниже, банально шлепнув меня по мягкому месту, словно ребенка неразумного или… довести мысль до конца я не смог. Рванулся к нему всем телом, сминая покрывало, и впился пальцами в такое хрупкое горло. Я ведь сказал – придушу…

Андрей

Все произошло слишком быстро. Кажется, Ир решил окончательно меня доконать своим капризами. Как баба! Просто сил моих на него нет! Ладно Фа готов был пожертвовать собой. В конечном итоге он еще юный и неопытный. Жизнью не битый. С Улькой, вон, общается. А Улька со своим рыцарским воспитанием кого хочешь с пути истинного свернет. Вон, даже Том рядом с ним уже не выглядит таким пройдохой, как раньше. Но Ир, он ведь старше. Он должен подавать пример. Я ведь подаю. Хотя, про меня скорее можно сказать, что дурной пример заразителен, но в любом случае я не корчу из себя оскорбленную невинность, когда у самого состояние такое, что краше в гроб кладут.

Так что я даже воодушевился, когда оказалось, что на этом дирижабле мои мерцающие не единственные представители своего народа. Вот только рано я радовался. Никогда не думал, что у Ира есть такие грешки в прошлом, о которых он не захочет, чтобы я узнал, даже ценой жизни. Разумеется, моей жизни. Не его же! Хотя, то, что я узнал о синхронизации, натолкнуло меня на какие-то совсем уж нехорошие мысли. Но обмозговать все как следует катастрофически не хватило времени.

Я, действительно, сделал это не со зла. И уж тем более в тот момент у меня не было и мысли как-то по особому подкатить к этому парню. Подумаешь, слегка шлепнул пониже спины. Что в этом такого? Особенно, если мы дружим, и плюс ко всему какую неделю спим в одной постели. То есть смело можно сказать, что по-дружески достаточно близки, чтобы не обижаться на подобные подколки. Но, это было только мое представление о ситуации. Ир смотрел на это иначе. Что и не преминул мне продемонстрировать, уже знакомо схватив за горло. Я испугался, как в прошлый раз после неудавшегося поцелуя в нос, но только сейчас страх мой был куда расчетливее и мне, как не странно, удалось сохранить трезвость мыслей.

Желтые глаза мерцающего горели потусторонним огнем. К нам попытались шагнуть Том и, кажется, Кар, но я впился в запястье Ира пальцами и прохрипел Иле.

– Не пус…кай!

Темная, умничка, тут же заступила парням дорогу.

– Он к Иру обращался! – запротестовал Том.

– Нет. Ко мне, – отрезала Иля. И больше ребята не делали в нашу сторону никаких телодвижение. Спасибо, темной. В тот момент, не смотря на весь свой страх перед разъяренным мерцающим, я был уверен, что мы с ним разберемся сами.

– Ир, – прохрипел я, силясь оторвать от своего горла его руку, – Ир, слушай меня… мы ведь вместе, так? – на этом вопросе он моргнул, а то до этого так и пялился на меня не мигая своими выпущенными, жуткими глазами. Я увидел в этом хороший знак, поэтому попытался говорить еще убежденнее в своей правоте. – Наши сердца… ты слышишь мое сердце? – его хватка ослабла, и я сумел оторвать его руку от своего горла и тут же опустил её между нами, заставив прижать ладонь к моей груди. – Слышишь? – спросил я его, не разрывая контакт взглядов. – Должно биться в унисон. А они частят, срываются… они не вместе… Слушай меня. Будь со мной. Потому что я с тобой. Здесь. Рядом. Ты ведь не боишься меня?

Мерцающий снова моргнул, и свечение его глаз стало медленно угасать. Он неуверенно фыркнул. Конечно, смеялся он над тем, что меня, как он считал, точно не стоит опасаться. Ну и фиг бы с ним! Пусть думает, что хочет. Я придвинулся ближе и вернул ладонь на его поясницу. Его же собственная рука все еще была прижата к моей груди в области сердца. Мы лежали на одной подушке лицами друг к другу. Близко-близко. Я смотрел на него.

– И все-таки, ты боишься. Иначе дал бы ему рассказать, – заметил я.

– …ничего не доказывает, – невнятно пробормотал мерцающий, и закрыл глаза. Шумно сглотнул и больше не пошевелился.

– Очень даже доказывает, – наплевав на приличия, которые мы и так уже нарушили бессчетное количество раз, я придвинулся совсем вплотную и крепко обнял его, устроив подбородок на его макушке.

Это было нужно нам обоим. Мы оба были напуганы. Нам обоим было больно. Ему из-за этого их состояния, чем-то схожего с нашим обезвоживанием, если верить доктору. А мне… у меня сердце начало колоть почти сразу, как только его знакомый в дверях каюты нарисовался и принялся меня стращать недугом Ира. Я ведь на самом деле не на шутку испугался за него. До сих пор отойти не могу. Поэтому и обнимаю, поэтому так отчаянно боюсь от себя отпускать.